В Днепропетровск мы прибыли под новый 1948 год. 2 января 1948 года я прибыл в штаб корпуса, где меня представили командиру корпуса генерал-лейтенанту Баранову. Наша беседа ограничилась знакомством и решением вопроса о жилье. Генерал вызвал начальника КЭЧ и дал распоряжение подобрать квартиру для семьи майора Будник, который прибыл по замене из Германии. Начальник КЭЧ предложил мне квартиру из двух комнат по улице К. Либкнехта. Квартира была, правда, без особых удобств, но мы были рады, что будем жить в центре города и мне близко будет ходить на работу. Ранее эту квартиру занимал офицер, работающий в контрразведке. Затем контрразведчики хотели в нее поселить сестру майора Ольховского, сотрудника контрразведки. Начальник КЭЧ позвонил генералу Баранову и тот дал команду: "снять часового и выселить сестру майора Ольховского, а затем немедленно вселить в квартиру семью майора Будник, которая до сих пор живет в вагоне на вокзале." Так я поселился в городе Днепропетровск после приезда из Германии.

В штабе артиллерии корпуса меня приняли по дружески. Я ознакомился со своими обязанностями и быстро вошел в курс дела. Как говорится "пришелся ко двору". Через несколько дней после моего приезда штаб Киевского военного округа проводил командно-штабное учение "стрелковый корпус в наступательной операции". К учению были привлечены и штабы дивизий. Проводились они с выездом штабов в поле. Во время учений командующий артиллерии корпуса генерал-майор Даренин поставил передо мной задачу: подготовить предложения по организации противовоздушной обороны корпуса в наступательной операции с учетом, что корпусу придается зенитно-артиллерийская дивизия. Я подготовил и представил свои предложения по использованию приданной зенитно-артиллерийской дивизии и своих зенитных средств по защите войск от ударов авиации противника в наступлении, указав районы и рубежи вероятных ударов авиации противника, а также количество зенитных средств, необходимых для надежного прикрытия войск, находящихся в данном районе. Мои предложения были утверждены командующим артиллерии корпуса и командиром корпуса. По окончании учений начальник штаба Киевского военного округа провел разбор учений. В целом дал хорошую оценку работе штабов и тактически правильному использованию приданных зенитных средств на данном учении. На следующий день начальник штаба артиллерии корпуса подполковник Скоробагатов в беседе со мной сказал, что генерал Даренин доволен работой, которую я провел и хочет поближе со мной познакомиться. Время встречи он не указал. Оставалось ждать. Но долго ждать не пришлось. Через три дня он пригласил меня. Беседа проходила в доброй, располагающей обстановке. Генерала интересовало и мое семейное положение, и где учился, и как решен квартирный вопрос, и другие вопросы, которые раскрывали человека, как личность. Он очень внимательно слушал меня, периодически делая отдельные пометки в своем блокноте. По окончанию беседы сказал: "Я доволен нашей беседой. Хочу вам посоветовать, как молодому и перспективному офицеру, которому еще долго придется служить, вам необходимо продолжить свое образование, поэтому вам надо начать готовиться к поступлению в высшее военное учебное заведение. Я создам вам условия для подготовки. Вам нельзя терять время. По мере необходимости свободно обращайтесь ко мне, для вас я всегда найду время." Так, с его благословения, я начал готовиться к поступлению в военную академию. Когда, по приходу домой, я рассказал Мусе о своей беседе с генералом Дарениным, она подумала и, улыбаясь, сказала: "Я рада за тебя, за то, что тебя на работе уважают и за то, что тебе предложили готовиться к поступлению в академию, ведь это ж твоя давнишняя мечта. От всей души желаю, чтобы твоя мечта исполнилась. Воспитание и заботу о детях, а также ведение домашнего хозяйства я, в основном, беру на себя и у нас все получится хорошо." Так мы и порешили с моим другом и соратником жизни. Я пошел на подготовительные курсы, организованные при доме офицеров.

После беседы с генералом Дарениным у меня сложилось о нем мнение как о высококвалифицированном, всесторонне образованном и интеллигентном человеке. Я заметил, что он очень внимателен к своим подчиненным и понял, что с ним будет легко работать. И я не ошибся.

По приезду из Германии в Советский Союз, я увидел, что жизнь здесь постепенно входит в русло созидания. В магазинах увеличился ассортимент продуктов питания, особенно рыбных изделий, имелись в продаже даже крабы и икра (черная и красная). В городе и вообще по всей стране в полном разгаре велись восстановительные работы. Все свои силы и умение люди отдавали на быстрейшее восстановление разрушенных городов, заводов, фабрик и шахт. Все национальности трудились как единая семья и с единой целью: сделать все возможное, чтобы наши будущие поколения жили в достатке, радости, согласии и мире. Мы хотели, чтобы они по достоинству оценили и не забывали то, что сделали их предки: деды, бабушки, отцы и матери, братья и сестры. Мы были уверены, что будущие поколения будут вечно благодарны тем, кто отстоял им жизнь и свободу; и память, особенно о погибших будет жить в веках.

Жизнь продолжалась. Согласно плану проведения зенитных стрельб в зимний период штабом КВО установлена очередность вывода зенитных частей и подразделений на Остерский зенитный полигон. Нашему корпусу был установлен срок отправки зенитных частей и подразделений в Остерский полигон до 8 февраля 1948 года. Стрельбы провести с 8 февраля по 15 марта 1948 года. В лагерь мы прибыли 7 февраля и приступили к тренировкам. Руководство зенитного полигона обеспечило проведение всех зенитных воздушных стрельб путем вылета самолета с рукавом в район полигона (полеты проводились на разных высотах), а наземные стрельбы - движущимися мишенями танков с разных направлений. Оценку каждой стрельбы давала команда полигона. Организационные вопросы и проведение тактических учений с боевой стрельбой возлагались на меня, как представителя штаба корпуса. Все стрельбы были выполнены с оценками хорошо и отлично. На обратный путь был заказан эшелон на 9 марта 1948 года. со станции Бровары. Чтобы добраться до станции надо было переправиться через реку Десна. В это время были сильные морозы и река замерзла. Паромы не ходили. Что делать? И мы приняли решение: орудие переправляем по льду без тягачей, силами боевых расчетов. Первое орудие было переправлено успешно, хотя было видно как лед прогибался под орудием. Воспрянув, мы решили пустить тягач с орудием со средней скоростью. Когда двигался тягач, лед еще больше прогибался, но не успевал треснуть, т.к. тягач с орудием уходил дальше на новый лед. Так мы с большим риском переправили через реку Десна всю технику. Некоторых жителей города Остер заинтересовала наша переправа и они, прибыв в район нашей переправы, восхищались нашим умением и риском. При этом рассказали нам, как в 1947 году через эту реку цыган перевозил свою семью на подводе. Когда он выехал на середину реки, лед начал трещать. Цыган растерялся, хотел повернуть лошадь с подводой назад, но тут лошадь провалилась и потянула за собой подводу с женой и ребенком цыгана. Сам цыган остался на льду и, находясь в растерянном состоянии смотрел как его семья вместе с подводой тонут. Придя в себя он закричал "Я виновен в их смерти, нет мне прощения." начал рвать одежду на себе, а затем сам прыгнул в прорубь и быстро затонул. Не знаю, рискнули бы мы переправляться по льду, если бы узнали о случившемся до этого.

На станцию Бровары мы прибыли 9 марта и приступили к погрузке техники. В 22-00 этого же дня мы отправились домой. В Днепропетровск мы прибыли 12 марта в 10 часов утра. В 1400 я доложил командующему артиллерии корпуса генерал-майору Даренину о прибытии зенитных подразделений на зимние квартиры без каких-либо происшествий, а также о результатах выполнения боевых стрельб зенитчиками. Он был доволен результатами и попросил меня подготовить отчет выполнения зимних стрельб зенитчиками и дать предложения для поощрения отличившихся. После доклада разрешил мне уйти домой. Дома меня встретили с большой радостью. По внешнему виду жены и дочки, я понял, что чувствуют они себя хорошо. Они рассказали о своей жизни без меня, а я им рассказал, как живется в палатках при сильных морозах. На следующий день я пошел на работу. Первый, кто меня встретил в штабе артиллерии, был начальник штаба артиллерии корпуса подполковник Скоробогатов. Я ему доложил о результатах боевых стрельб и о других нюансах жизни в лагере. Затем я встретился со своими коллегами по работе: подполковник подполковником Храбростиным - ленинградцем, подполковником Гарощенко - москвичом, майором Орловым - сибиряком и капитаном Чеховым - тульцем. Все они были прекрасные товарищи. Наша дружба завязалась с первых дней моего приезда. Мне было приятно с ними работать.

В конце апреля 1948 года к нам в гости приехала моя младшая сестра Дуся. Ее приезду все мы были очень рады. У меня как-то сразу вырвалось: "Ты как раз вовремя приехала. Посмотри на Мусю." В ответ она засмеялась и сказала: "Я рада за вас, пусть все будет хорошо". Я ее попросил пожить у нас до конца мая. Она сразу же согласилась и у меня на душе сразу легче стало. Теперь я знал, что в трудную минуту Мусе будет оказана надежная помощь.

В мае штаб корпуса выехал в Новомосковские лагеря. Разместились мы в палатках. За май месяц мы успели оборудовать лагеря, стрельбище, артиллерийские парки и приступили к плановой подготовке войск. Зенитные подразделения также находились в этих лагерях.

25 мая 1948 года ровно в 12.00 меня пригласили к телефону. На проводе была Дуся: "Здравствуй дорогой братик! Хочу тебя обрадовать и поздравит с прибавлением в твоей семье. Муся родила двух девочек. Только ты не волнуйся, все обошлось благополучно. Девочки крепенькие и очень красивые. Самочувствие Муси и девочек вполне удовлетворительное. Сейчас они находятся в роддоме. Приезжай, тебя очень ждут Муся и твои дочери. Они очень хотят познакомиться со своим папочкой." Ее сообщение очень меня обрадовало, особенно, что все обошлось благополучно. О том, что будет двойня, мы и раньше догадывались. Это природа нас наградила за безвременную смерть нашего сыночка Валерика. Судьба нас осчастливила, девочки родились здоровенькими и крепенькими на радость нам. В приподнятом настроении я вернулся в штаб и похвастался своим коллегам, что моя жена родила двух дочерей. Меня все поздравили и посоветовали брать отпуск и ехать домой. Услышав наш разговор, начальник штаба подполковник Скоробогатов также поздравил меня и пошел к генералу за разрешением мне ехать домой. Неожиданно появился сам генерал Даренин и, улыбаясь, сказал: "Ну гвардеец, от всей души поздравляю и желаю, чтобы все у вас было хорошо. Передайте вашей жене, что она мужественная женщина и мы низко кланяемся ей. Вам я даю отпуск на пять дней." Я

радовался всему: и рождению дочерей, и поздравлениям, и встречи с Мусей. Мое состояние было приподнятое, радостное, но не собранное, слишком много информации поступило и воспринять ее сразу очень трудно. По приезду домой, я увидел, что цветы уже приготовлены Диной. Заметив меня, доченька с радостью, бросилась мне на руки, расцеловала и сообщила, что теперь у нее есть две сестренки, которых она очень любит. А также пообещала маме во всем помогать. В первый день меня к Мусе не пустили, но девочек, хоть на расстоянии, но показали. Я сразу же сказал, что они очень красивые.

В разговоре с врачом роддома я понял, что роды были не из легких. На второй день мне разрешили повидаться с Мусей. Когда я подошел к ее кровати, поцеловал и сказал, что очень счастлив, она посмотрела на меня со слезами на глазах и радостно улыбнулась: "Я тоже счастлива, ведь все уже позади, а были минуты отчаяния и страха за свою девочку, за себя, ведь наши жизни держались на волоске. Прошло более 3-х часов после рождения первой девочки, я выбилась из сил и была не в состоянии самостоятельно родить второго ребенка. Когда же я увидела, что начали готовить инструмент, меня охватил ужас. Я плакала до прихода врача-хирурга. Когда он подошел ко мне, я начала умолять его сделать все, только бы ребенок был жив. Он внимательно посмотрел на меня и спросил: " А вы очень хотите, чтобы ваш ребенок выжил, при условии, что ваша жизнь будет в большой опасности?" Я была на все готова, ради жизни моего ребенка. Тогда врач дал команду: "Убрать инструмент, дать успокаивающее и обезболивающее". Дальше я уже не помню, что со мной было. Единственное, хорошо помню как сестра держала меня за руки, а доктор просил поднатужится... А потом я услышала крик ребенка. От радости я заплакала, и постепенно начала чувствовать, как мое тело слабеет и меня одолевает сон. Последнее, что я услышала, что родилась девочка здоровая и невредимая. Вот так, родной, мы вышли победителями в борьбе со смертью. Правда, у нас очень красивые девочки?" Я ответил, что они у нас просто прелесть и мы всегда будем их крепко любить. Мы решили старшую девочку назвать Таней, а младшую Наташей. Через несколько дней их выписали. Я привез их домой, а сам уехал в лагерь. Дуся, на прощанье сказала: "не волнуйся. Все будет в порядке." Правда через 10 дней Таня заболела. Поэтому Мусю с детьми положили в детскую больницу, но все обошлось благополучно и вскоре их выписали. Наша жизнь вошла в норму.

В лагерях зенитчики готовились к выезду в Остерский полигон для выполнения боевых зенитных стрельб, которые были запланированы на период с 10 июня по 25 июля 1948 года. Все зенитные подразделения корпуса прибыли на Остерский зенитный полигон 8 июня 1948 года. Разместились в палатках, используя старые гнезда, оборудованные еще при выезде на зимние стрельбы. С 15 июля приступили к выполнению боевых стрельб. Погода была хорошая для полетов самолета с рукавом. Здесь же проводились и тактические учения. Все стрельбы были выполнены с оценкой хорошо. 20 июля мы прибыли в Новомосковские лагеря и начали готовиться к инспекторским проверкам. Командующий артиллерией генерал Даренин разрешил мне на пять дней съездить в Днепропетровск к своей семье. По дороге домой меня охватил какой-то трепет души. Я так мечтал поскорее встретится с моими любимыми, близкими и родными Мусей, Дусей и красавицами-дочурками - Диной, Таней и Наташей. Когда я увидел, что они все прекрасно выглядят, у меня груз с сердца свалился. Дина залезла мне на руки и, обнимая и целуя, рассказывала, что Таня и Наташа понимают ее когда она с ними разговаривает, они очень красивые и она их очень любит. Я подошел к кроватке дочурок и они устремили свой взгляд на меня. Мне даже показалось, что они узнали своего папу. Я смотрел на них, любовался их красотой и был на девятом небе от счастья. Какое это счастье иметь трех красавец дочерей.

Но, к сожалению, военная служба не позволяет быть все время с семьей. После пяти дней отпуска я уехал в Новомосковские лагеря. А 27 июля уехала домой в Тимашевск Дуся. Для присмотра за детьми Муся наняла себе няню, так как справится одной с тремя дочерьми было невозможно. После инспекторской проверки все части корпуса вернулись на зимние квартиры. Больше я никуда не выезжал, находился дома. Вместе с Мусей занимался воспитанием детей. Дина ходила в школу, а Таня с Наташей росли не по дням, а по часам на радость родителям. Начали уже осмысливать происходящее. Улыбались, когда к ним кто-нибудь подходил, даже как будто пытались что-то сказать. Днем были более спокойны, но ночью давали нам "прикурить": если просыпалась одна, то обязательно будила и другую. Я тоже ночью вставал и убаюкивал их. Но все это были не страшные проблемы, главное что они были крепенькие и здоровые. Диночка также была здорова, ходила в школу, что нам еще нужно было?

Но радостная жизнь долго не продолжалась. И нас уже в третий раз постигло большое горе. 7 декабря 1948 года мы получили телеграмму, в которой сообщалось о смерти Веры. Муся как прочитала телеграмму, так и селя с ней на кровать, схватила голову руками и сказала : "Веры больше нет, она умерла." И залилась слезами. Мы с Диной начали успокаивать ее, но наши слова не доходили до ее сознания. Тогда я пригласил нашу соседку Марию Петровну, которая с Мусей очень дружила. Она то, в конце концов, и смогла успокоить Мусю. Когда она пришла в себя, то сказала, что поедет с детьми на похороны. Мы начали отговаривать ее, мотивируя тем, что нельзя

рисковать жизнью детей. Спустя некоторое время она согласилась, что правильнее будет поехать мне одному. Я вылетел самолетом до Киева 7 декабря 1948 года. Перед вылетом купил в аптеке успокоительные капли и попросил соседку, чтобы она понаблюдала за Мусей. В Киев я прибыл ночью, рано утром сел на автобус и к 10 часам прибыл в Звенигород. Когда я пришел домой к родным, Вера уже лежала в гробу. Мама стояла возле гроба. Нина сидела на столе и, о чем-то задумавшись, мало реагировала на разговоры. Я обнял маму, поцеловал ее и почувствовал, что она отключена от окружающей жизни. Она практически не реагировала на окружающих людей, на происходящее вокруг нее. Ее глаза были переполнены горем. Она очень похудела и передвигалась как тень. Никакие успокаивающие разговоры уже на нее не действовали. За что на нее выпало столько горя? Три смерти ее близких любимых людей за такой маленький промежуток времени. Она жила с открытой и доброй душой для всех, всю свою доброту отдавала людям. За что судьба ее так обидела? Где же справедливость?

Вера, Мусина сестра, мама Нины

Вера лежала как живая, такая же красивая. Казалось, что сейчас откроет глаза и улыбнется нам. Стоя у гроба, я подумал о жизненной несправедливости. Почему человек с такой нежной душой должен так рано уходить из жизни? Кто теперь будет нам писать такие жизнерадостные письма, как писала она? Она так любила жизнь и так верила в свое скорое выздоровление. Прощаясь с ней, я постарался запомнить ее облик. И в моей памяти она навсегда осталась молодой, жизнерадостной и красивой, какой мы ее любили.

При отъезде из Звенигорода я сказал, что мы с Мусей решили забрать Нину к себе и удочерить ее. Мама и Вася дали согласие, единственное, мама сказала, что Нину она сама привезет, когда почувствует себя лучше. На этом и порешили. Я уехал. Дома меня встречали Муся с Диной в тревожном состоянии. У Муси настроение немного улучшилось, она даже пыталась улыбаться мне, но это была вымученная улыбка. Дина сразу же спросила, почему я не привез Нину. Я ответил, что она вскоре приедет с бабушкой, а сам подошел к нашим малышкам. Они лежали в кроватке и, увидев меня, заулыбались и замахали ручками. Я понял, что они приветствуют своего папу и рады его приезду. Хотел их поцеловать, но Муся сказала, что не надо, ведь я долго находился в общении с другими людьми.

Приближался новый 1949 год. На работе я заказал елку. 30 декабря мне ее привезли. К этому времени Муся уже купила игрушки. Дине сказали, что если елка не будет украшена, то дед Мороз не принесет подарков. Она сразу же захотела лично участвовать в украшении. Елка получилась очень красивой. Новый год мы встречали всей семьей в приподнятом настроении. Ночью под елку положили подарки и поставили деда Мороза. Утром Дина с восторгом доставали подарки от деда Мороза.

Помимо основной работы, я каждый вечер ходил на подготовительные курсы, которые продолжались до конца февраля 1949 года. Я стал готовить все необходимые документы для поступления в академию им. Фрунзе. Это была одна из престижных академий, готовившая общевойсковых командиров. Документы я сдал в отдел кадров штаба 14 стрелкового корпуса для отправки их в приемную комиссию при штабе КВО. В конце марта меня пригласили для сдачи отборочных экзаменов и распределения по академиям. Экзамены проводились по истории, литературе, математике, физике и спецподготовке. Экзамены я сдал, но на медкомиссии у меня обнаружили высокое кровяное давление. Я сказал, что накануне был в ресторане и выпил много пива. На что врач мне посоветовал: "Идите в гостиницу, ложитесь и отдыхайте, а завтра придете ко мне." Его совет я строго выполнил. Сразу же пошел в гостиницу, лег спать и проспал до утра. Утром, не принимая пищи, пошел к врачу. Давление было нормальным. После этого комиссия рекомендовала меня для поступления в общевойсковую академию им. Фрунзе на заочноэкстерный факультет, без отрыва от выполнения своих служебных обязанностей в войсках.. Такая практика учебы в армии оправдывалась, так как теоретические знания мы получали в академии, а практические на своей работе. В конце мая 1949 года меня вызвали в Москву в академию для сдачи вступительных экзаменов. Я очень много времени потратил на подготовку к экзаменам, в ущерб сну и отдыху. Некоторые абитуриенты заранее подготовили себе шпаргалки, чтобы воспользоваться ими на экзаменах. На экзамене по математике преподаватель обнаружил, что капитан Шмаков списывает со шпаргалки и попросил его покинуть аудиторию. Уходя, тот взмахнул руками и из рукавов вылетело около десятка шпаргалок. "Зачем теперь они мне нужны?", - в сердцах сказал он и покинул аудиторию. Шпаргалки эти были прикреплены к кителю резинками. При ненадобности, вытянутую шпаргалку резинка затягивала назад в рукав. Больше мы капитана Шмакова не видели.

После этого случая каждый из нас дал себе обет не пользоваться шпаргалками.

Когда я вернулся в общежитие, то уничтожил все свои отдельные записи, чтобы не было соблазна.

Экзамены я сдал успешно, но на медкомиссии меня снова зацепили. При общем обследовании врач обнаружил, что у меня левая рука травмирована и сказал мне: "Пойдемте к председателю медкомиссии". У меня на сердце стало так тяжело, как будто на него камень положили. Неужели мои надежды не оправдались? Было очень обидно.

Когда мы зашли в кабинет председателя медкомиссии, я не поверил свои глазам: за столом сидел и разговаривал по телефону бывший начмед Севастопольского училища полковник медслужбы Поляков. У меня еще больше забилось сердце, но уже не от испуга, а от радости. Когда он закончил говорить, врач доложил ему о моей травме. Полковник внимательно выслушал, затем сказал врачу: "вы можете идти и проводить обследование дальше, а с ним я сам разберусь". После ухода врача он подошел ко мне и сказал: "Если я не ошибаюсь, ваша фамилия Будник. Где же это угораздило вас?". Я ответил, что это произошло под городом Гомель в 1944 году. Затем полковник предложил мне сесть и начал мою руку сгибать, разгибать, поворачивать во все стороны, постоянно спрашивая больно или нет. Я сказал, что если сильно сгибать, то появляется боль, а так нет. Тогда он сказал мне: "Мересьев без ног воевал, а сейчас войны нет, так что вы и с этой рукой послужите Родине". После чего мы еще продолжительное время разговаривали, рассказывая о сложившейся жизни. На прощанье он сказал мне: "В любое время можете заходить ко мне в этот кабинет. Я буду очень рад." Я поблагодарил его за все и ушел готовиться к экзамену по немецкому языку.

10 июня 1949 года в 14.00 нам был объявлен приказ о зачислении нас слушателями заочно - экстерного факультета. Также нам сообщили, что с 10 июня по 25 июля 1949 года со слушателями этого факультета будут проведены установочные сборы. Сразу после этого я пошел на телеграф и заказал разговор с Мусей на следующий день. В указанное время она была уже на телеграфе. Я ей сообщил, что меня приняли в академию и со вчерашнего дня я являюсь слушателем академии им. Фрунзе. Она была очень рада этому сообщению. Начала горячо поздравлять меня. Сообщила, что у них все хорошо, все здоровы. Я сказал, что должен остаться еще до 25 июля и оставил свой точный адрес. Попросил поцеловать всех дочурок. Мы пожелали друг другу всего наилучшего и попрощались.

15 июня 1949 года к нам приехали мама с Ниной. Вася с младшей Ларисой уехал к своим родным в Стиалинобад (Душанбе). Муся маму встретила со слезами, но мама не плакала, она уже выплакала все свои слезы. А при виде дочери с внучками в ее глазах даже появилась радость. Она отошла от Муси, обняла Диночку и подошла к своим младшим внучкам со словами: " Спасибо вам всем, что вы у меня есть. Дайте мне частицу радости и силы жить. Будьте здоровы и крепки, радуйте нас всех. Слишком много мы пережили горя, пусть на этом оно и закончится." Муся поцеловала Нину, крепко прижала ее к груди и сказала: "Доченька! Я буду любить тебя так же как и своих дочерей." Нина внимательно посмотрела на Мусю и сказала: Теперь ты будешь и моей мамой? Я тебя буду очень любить и сестренок своих тоже." Дина все это время стояла и с нетерпением ждала Нину, чтобы показать ей своих сестричек Таню и Наташу, и когда подвела ее к кроватке сразу начала рассказывать, какие они славные и как она их любит.

Мамино здоровье и самочувствие постепенно улучшалось. Мы были рады, что она с нами и ей легче переносить свое горе. Она у нас прожила месяц и уехала домой в город Звенигородок, так как там осталась Аня одна и мама волновалась за нее.

По окончанию установочных лекций мы разъехались по домам. Семья встретила меня поздравлениями. Дина и Нина не дали мне ни минуты побыть с Мусей, сразу же залезли мне на руки и закричали: "Папочка, мы тебя поздравляем, мы очень рады, что ты приехал домой и теперь будешь с нами." А когда я подошел к нашим малышкам, они сначала внимательно посмотрели на меня, а через минуту заулыбались, доказывая, что и они узнали своего папу и рады его возвращению. 27 июля я вышел на работу. Коллеги также поздравили меня и сообщили, что у нас новый начальник штаба артиллерии полковник Шачнев. Я поинтересовался, где подполковник Скоробагатов. Оказалось, что он получил новое назначение в генеральный штаб министерства обороны СССР. Я очень сожалел, что он ушел. Это был очень умный и человечный офицер.

Когда я зашел с докладом к генералу Даренину, то увидел у него незнакомого полковника, который подошел ко мне и представился: "Я ваш начальник штаба Шачнев Иван Терентьевич." Затем меня поздравили с поступлением в академию и пожелали успехов в учебе. По окончании беседы генерал Даренин сказал: "Вам необходимо выехать в Остерский зенитный полигон. Все зенитные подразделения корпуса уже находятся там. Мне жаль, что мы опять вас отрываем от семьи, но этого требует воинская служба." Я выяснил когда надо выезжать, а затем попрощался и ушел готовиться к отъезду. Дома я сообщил, что уезжаю в командировку. Это сообщение очень огорчило Мусю, хотя она и пыталась скрыть это. Только сказала: "Родной ты мой, ведь ты знаешь, что мне к этому уже не привыкать, так что езжай спокойно и не волнуйся за нас. У нас будет все хорошо и мы будем с нетерпеньем ждать тебя." 28 июля я выехал в Остерский лагерь. По приезду узнал, что основные стрельбы еще впереди, личный состав размещен хорошо, происшествий никаких не было. Август месяц был солнечный и благоприятствовал вылету самолетов с рукавом в район зенитного полигона. График выполнения стрельб был уплотнен. До 15 августа все плановые зенитные стрельбы были выполнены: по воздушным целям - отлично, по танкам - хорошо. 17 августа зенитные подразделения произвели погрузку техники на эшелон. Я уехал пассажирским поездом. На следующий день я прибыл в Днепропетровск. Сразу же пошел домой. Моего приезда не ожидали, были удивлены, но обрадованы. Я понял, что здесь меня всегда ждут и всегда рады моему приезду. Танечка и Наташенька в это время еще спали. Я посмотрел на них и мне показалось, что за это время они сильно повзрослели и стали еще красивее. После завтрака я ушел на работу. Там меня ждал сюрприз. Начальник штаба артиллерии корпуса полковник Шачнев от имени всех сотрудников штаба поздравил меня с присвоением мне очередного звания подполковник. Вечером мы обмыли мое новое звание. Домой я пришел уже подполковником. Муся сразу же это заметила и начала целовать и поздравлять меня: "Я счастлива и горжусь тобой. Я рада твоим успехам по службе и всегда буду создавать условия, чтобы ты учился и работал без всяких семейных огорчений."

В сентябре штаб КВО проводил инспектирование частей и соединений корпуса. Общая оценка была дана удовлетворительная, а штабные учения со штабом корпуса и дивизий получили хорошую оценку по теме: "стрелковый корпус, обороняясь и нанося контрудары по наступающему противнику сам переходит в контрнаступление". По окончанию инспекторской проверки, в октябре 1949 года, я ушел в отпуск, но долго отдыхать мне не пришлось. Меня отозвали и сообщили, что приказом Министра обороны СССР я назначен начальником штаба 313 зенитно-артиллерийского полка во вновь формирующуюся 57-ю зенитно-артиллерийскую бригаду, размещенную в городе Богодухов Харьковской области. Это известие меня не обрадовало, а немного огорчило. Опять расставаться с семьей, с коллективом, в котором я работал. Очень дружно мы жили в нашем коллективе, понимали друг друга с полуслова. При расставании с генералом Дарениным, я сказал ему: "Я очень благодарен вам за ваши советы и доброе отцовское отношение ко мне. Этого я не забуду". В ответ он мне сказал, что тоже очень сожалеет о моем отъезде: "Такой офицер, как вы нам очень нужен. Желаю вам продолжать вашу учебу и успехов вам в работе." Так я расстался со своим коллективом. Придя домой, я не знал, как сказать Мусе о моем отъезде, я знал, что это сообщение ее очень огорчит. Найдя удачную минуту, сказал, что отпуск проведу с семьей, а потом поеду к месту своего нового назначения в Богодухов. Обустроюсь и, со временем, вас заберу. Муся была очень расстроена. Немного помолчала, подумала и сказала: "Тяжеловато мне будет опять оставаться одной с детьми, но твоей вины тут нет. Ты военный и, поэтому, обязан ехать. Тебе тоже будет тяжело без нас. Но я думаю, что мы выдержим и это испытание. Жалко, конечно, уезжать из города, в котором родились наши дочери, но что поделаешь? Такова наша судьба." Я продолжал свой отпуск, но он уже был испорчен. 30 октября 1949 года мой неудачный отпуск закончился и я, с болью в сердце, попрощался с моими любимыми Мусей и детьми и уехал в Богодухов. В пути меня не покидала мысль как там мои родные будут жить без меня, ведь дети еще маленькие и помощи ждать неоткуда. Нужно приложить все силы и поскорей забрать их к себе. По приезду на место назначения я увидел невзрачный провинциальный город, в котором нет ни трамваев, ни троллейбусов, только в центре по одному маршруту ходит автобус. Мне стало очень обидно, что придется расстаться с городом Днепропетровск, который мы уже успели полюбить, и теперь придется жить в этом городишке. Вот что означает чемоданная жизнь военных. Здесь действует закон "приказа".

Когда я прибыл в штаб бригады, дежурный, узнал цель моего приезда, позвонил начальнику штаба бригады полковнику Мельникову, а затем отвел меня к нему. Я представился, полковник поздоровался со мной и предложил мне сесть. Первая наша беседа была непродолжительная. В конце разговора он сказал: "Наше знакомство будет продолжаться в процессе нашей совместной работы. А сейчас я вас представлю вашему командиру полка полковнику Соловьеву". И позвонил ему. За мной прибыл зам. начальника штаба 313 зенитно-артиллерийского полка майор Шестаков. Он проводил меня в штаб полка, где меня уже ждал полковник Соловьев. В беседе с ним я узнал, что он тоже прибыл из Днепропетровска. Семью уже перевез и они живут в трехкомнатной квартире, правда одна комната очень маленькая: "Я хочу эту комнату предложить вам для временного проживания, а в перспективе вы займете квартиру моего заместителя по политчасти майора Карпова. Сейчас его вызвали в Москву в политуправление Министерства обороны СССР для беседы. Он уже позвонил и сообщил, что скоро уедет от нас. Эта квартира состоит из двух комнат и расположена в этом же подъезде. Правда, там в одной комнате проживает начальник финансовой бригады майор Марусин. А сейчас я вас познакомлю с офицерами полка, которые прибыли на совещание". Мы зашли в зал, офицеры были уже в сборе. Полковник Соловьев представил меня: "Подполковник Будник Пантелей Яковлевич, прибыл на должность начальника штаба полка." После окончания совещания он пригласил меня к себе домой. Там познакомил меня с женой Ниной Константиновной и показал меня в комнату, где я буду жить. Нина Константинова организовала нам ужин. Во время ужина она сказала, что была бы рада познакомиться с моей женой и детьми.

На второй день я познакомился с офицерами штаба и служб. После знакомства с людьми, с которыми мне предстоит работать и, в целом, с жизнью полка моя грусть стала понемногу отходить на задний план и появилась надежда на скорую встречу с семьей. Через шесть месяцев майор Карпов убыл к месту нового назначения и я сразу же занял его квартиру, так как в беседе с командиром бригады полковником Шульгой мне было разрешено ее занять после освобождения. Во время этой беседы полковник рассказал, что во время войны, будучи начальником центра по формированию и отправке зенитных частей и соединений, он формировал 24 зенитно-артиллерийскую дивизию для отправки на фронт. Кроме того, в 1943 году он участвовал в формировании 10 зенитно-артиллерийской дивизии, с которой и убыл на фронт в должности командира дивизии. Начальником штаба был полковник Жовнерчук.