22 июня 1941 года началась война.
В это время Муся с Диной находились в Нальчике у родителей Муси. Вскоре к ним должен был и я приехать. Как только Муся услышала о начале войны, они с Диной сразу же вернулись домой в Севастополь
В первый же день войны немецкая авиация бомбила Севастополь. Я в это время находился на зимних квартирах и был очевидцем, как наши прожектора сопровождали цель, а зенитная артиллерия береговой обороны вела огонь. Я видел как падал подбитый самолет. Сначала я решил, что это наш самолет и, с сожалением, подумал о летчике. В это время мне позвонили и сообщили, что началась война и я должен срочно выехать в лагерь "Ильмень", где размещалось наше училище. На второй день немецкие самолеты бомбили наш лагерь и Качинское авиационное училище по наводке с ближайшей деревни, путем ракетных выстрелов в нашу сторону. На третий день училище убыло на зимние квартиры. Учебу курсанты продолжали в дневное время, а ночью весь личный состав уходил из зимних квартир в заранее оборудованные за городом районы. На прикрытие города было выделено от каждого дивизиона по одной батарее. За период нахождения в городе Севастополе зенитными батареями училища было сбито два немецких самолета. Летчиком одного из сбитых самолетов был "ас" в чине майора, которого пленили после его приземления на парашюте наши курсанты.
В августе 1941 года наше училище эвакуируют в город Петровск Саратовской области, а через несколько месяцев переводят в город Уфа, где оно и находилось до конца войны. Эвакуация прошла нормально. Училище приступило к планомерной учебе. Уфимский климат был для всех очень тяжелый. Мы не привыкшие к морозам -400С - -450С, плохо переносили такой холод, а ведь иной раз столбик термометра опускался до -50 0С
Наши семьи были размещены в общежитии профтехучилища. Я получил комнату на 1 этаже. На себя и семью получал паек. Училищу выделили землю для огородов. Муся сразу взяла себе участок, на котором сажала картофель и огурцы. Помидоры вызревать не успевали. Я под полом сделал подвал для хранения картошки. Стало легче с продуктами.
Дина была спокойной, смышленой и любознательной девочкой, развитие ее проходило нормально.
Наступил 1942 год, который был также тяжелым годом для всего Советского народа. Фашистская армия, несмотря на большие потери от контрударов наших войск, продвигалась в глубь нашей страны, уничтожая города и села. Особенно она рвалась к Сталинграду. Но не взирая на тяжелую военную обстановку, в училище продолжалась нормальная учеба курсантов.
Январь принес в нашу семью большую радость. У нас родился сын, которого, с общего согласия, назвали Валерик. Он был красивый и обаятельный ребенок. Дина его очень полюбила. Ей нравилось с ним играть. В три месяца он уже стал понимать ее и участвовать в игре. Мы были счастливы, что у нас теперь есть и сын, продолжатель рода. Он рос очень быстро и был смышленым мальчиком. Нам нравилось, как он улыбается, как устремляет свои красивые глазки на нас, как будто хочет что-то сказать. Но наше счастье и радость недолго продолжались. Когда Валерику исполнилось 8 месяцев, он заболел туберкулезным менингитом. В это время в городской больнице Уфы работали профессора из Москвы. Мы показали им нашего сына и они предложили поместить его с мамой в больницу для обследования и лечения. Пролежали они там всего несколько дней. Болезнь лечению не поддавалась и врачи, расписавшись в своем бессилии, сказали нам: "Ваш сын уже не жилец. Мы ничем не можем ему помочь. Он постепенно умирает. Мы советуем вам забрать его домой." Когда мне Муся сообщила об этом, я не смог совладать с собой и горько заплакал. Через некоторое время, собравшись с силами, я пошел к заместителю начальника училища майору Гипиусу просить машину, чтобы привезти домой жену с умирающим ребенком. Он сказал: "Берите мою машину и помните, что я по вашей просьбе всегда вам ее выделю." Привезли мы Валерика домой, но не надолго. Он на глазах таял. Мы больше не видели его жизнерадостной улыбки, целеустремленного взгляда. Он стал безразличным к окружающим, перестал кушать. Для нас было уже ясно, что дни его жизни сочтены. Через два дня он скончался на моих руках. Всей душей и телом я чувствовал, как покидала его жизнь. 22 сентября 1942 года в 4 часа утра последний раз он вздрогнул, и сердце его остановилось. Мне казалось, что и мое сердце остановилось. Мы сами его хоронили. Нам только сделали гробик и выделили легковую машину и двух рабочих.
Подумайте, можно было спокойно смотреть на своего крошечного ребенка, который родился для жизни и, не познав ее, умирает, уходя в иной мир и унося нашу любовь к нему и наши надежды? Наш сын - это наша частица тела, души и жизни. И вот она оторвалась и улетела в небытие. Сердце разрывается от горя, понимая, что уже никогда не прижмешь своего малыша к сердцу, не поцелуешь его, не увидишь его прекрасного личика. Можно ли забыт такое? - Нет!
После похорон мы долго не находили себе места, ходили, как неприкаянные. Муся была темнее тучи, у нее не было желания разговаривать. Мысли ее летали очень далеко в воспоминаниях о сыне. Дина замкнулась в себе, чувствовалась по ее взгляду, что она очень тяжело переживает смерть братика. Наткнувшись на его игрушку, она брала ее в руки и долго рассматривала.
Через месяц Мусю и Диночку постиг еще один удар - в конце октября 1942 года я отправился на фронт, оставив их в Уфе. Сборы проходили в обстановке уныния, растерянности и неопределенности. В моей душе чувствовалось какое-то опустошение. Только терзали мысли: Как они будут жить без меня? Скоро ли мы встретимся? И встретимся ли вообще? Я старался перед отъездом запечатлеть в памяти их лица, их взгляды и ласку ко мне. Прочь отгонял мысль "а вдруг я последний раз смотрю на них, обнимаю и целую"
При прощании Муся мне сказала: "Помни: мы тебя очень, очень любим и будем ждать тебя. Я уверена, что ты останешься в живых и мы встретимся, мой любимый, родной. Мы должны прожить долгую жизнь и пронести в памяти образ нашего сына Валерика, чтобы продлить его жизнь." Когда я взял Диночку на руки, она сразу же обхватила меня за шею своими маленькими ручонками и стала крепко целовать и повторять: "Папочка, я тебя очень сильно люблю. Приезжай побыстрей к нам. Мы будем очень ждать тебя."
Так я расстался со своими родными и любимыми Мусей и Диночкой и выбыл из Севастопольского Зенитно-артиллерийского училища с должности заместитель командира батареи курсантов в воинском звании старший лейтенант.
В Москву я прибыл в Главное управление кадров Министерства Обороны СССР за назначением. Меня направили во вновь формирующийся 1045 полк 24 зенитно-артиллерийской дивизии для прохождения службы в должности командира батареи. Полк формировался в Кунцевском центре подготовки и укомплектования войск, отправляемых на фронт.
В должности командира батареи я пробыл недолго. Вскоре командир 1045 зенитно-артиллерийского полка полковник Биндюков предложил мне должность заместителя начальника штаба полка по оперативной части и сказал: "Эту должность должен занимать высококвалифицированный офицер, а вы как раз таковым и являетесь, ведь вы приехали из училища. Мы отправляемся воевать на фронт. От того, как мы будем управлять со штаба огнем батарей по отражению авиации противника и от правильного решения тактических задач будет зависеть наш успех. Прикрытие наших войск и объектов от ударов авиации противника с воздуха приведет к уменьшению потерь в живой силе и технике." Я дал свое согласие.
Как только мы получили номер полевой почты полка, я тут же написал письмо домой. С этого момента наша переписка с Мусей и Диночкой стала почти регулярной. Наши письма были насыщены любовью и верой в скорую встречу. Они нам помогали перенести все невзгоды и огорчения жизни.
В ноябре 1942 года наш полк был отправлен железнодорожным транспортом на фронт. Прибыли мы в город Ливны, где перед нами была поставлена задача: прикрыть от ударов авиации противника железнодорожную станцию Ливны и прибывающие составы с техникой. Батареи мы разместили на огневых позициях вокруг города, штаб полка - в здании на окраине города, а командный пункт - в поле. Так полк приступил к выполнению своих боевых задач.
В своих воспоминаниях я остановлюсь только на отдельных эпизодах суровых дней войны, которые я пережил. Очень многое уже сгладилось в памяти, ушло в далекое прошлое, забыто. Но до сих пор, как только мысленно обратишься к тем, давно прошедшим дням, то сразу же ощущаешь дыхание войны. Перед глазами встают сожженные города и села, израненная наша земля, то есть все то, что оставили после себя немецкие войска. Все постепенно восстанавливается в памяти: минуты горя и радости, друзья и однополчане: живые и мертвые. И уже кажется, что это было не так и давно.
С марта 1943 года и до начала наступательных операций наши войска находились в обороне и готовились к наступлению. При подготовке Курско-Орловской операции большое количество войск и техники прибыло из глубины нашей страны и сосредоточилось в отведенных им районах. Противнику было известно о переброске и сосредоточении наших войск. Немцы пытались воспрепятствовать подходу советских эшелонов с войсками и техникой в районы сосредоточения. Для этого они активизировали действия своей авиации, которая группами по 20-35 самолетов наносила удары по железнодорожным станциям, мостам и, непосредственно, по местам сосредоточения наших войск. Так, например, 10 марта 1943 года в 1800 тридцать семь самолетов типа Ю-87 и Ю-88 нанесли бомбовой удар по железнодорожной станции Ливны, которую прикрывал наш полк. С командного пункта полка была дана команда " всем батареям открыть огонь по вражеской авиации." На командном пункте находился командир полка полковник Биндюков, который и управлял огнем всех батарей; заместитель начальника штаба старший лейтенант Будник организовывал управление боевыми действиями батарей; командир взвода управления лейтенант Ануфриев с группой связистов, разведчиков и радистов обеспечивал бесперебойное управление огнем батарей. Наблюдая с командного пункта за действиями авиации противника, полковник Биндюков заметил как небольшой предмет быстро опускается вниз, поблескивая в лучах солнца. Он решил, что падает оторвавшееся крыло подбитого самолета, но, к сожалению, это была 500-килограммовая бомба.
Во время падения бомбы мы заметили бегущую по дороге женщину с ребенком. Лейтенант Кудрин начал ей кричать, чтобы она ложилась на землю, но она, в ужасе, продолжала бежать. Тогда он догнал ее и повалил на землю. Буквально в ту же секунду бомба разорвалась в 200 метрах от здания, где размещался штаб. Все, кто видели бегущую женщину, бросились к ней. Она сидела на земле, крепко прижимая к себе ребенка, и дрожащим голосом приговаривала: " ... ты жив, жив, мой сынок". Прибывшие женщины схватили спасителя, Сашу Кудрина, и тут же начали обнимать и целовать. И вот сейчас, после стольких лет, разделяющих меня с тем событием, перед моими глазами встает та картина и сам Саша. Он был среднего роста, кареглазый, всегда подтянутый, с открытой и доброй душой. Это был любимец полка. В боях за Орел он погиб смертью храбрых. Посмертно был награжден Орденом Красного Знамени. Навсегда он остался в моей памяти, как человек, отдавший свою молодую жизнь служению народу и своей Родине. Такие люди живут в нашей памяти вечно.
Взрывом авиабомбы было разрушено несколько зданий. Среди населения имелись жертвы. Налет продолжался около 20 минут. От канонады, взрывов бомб и стрельбы наших батарей вся земля дрожала под ногами. Станцию и город заволокло дымом, гарью и пылью. Наши потери были не очень велики: во 2-й батарее одно орудие было выведено из строя и три солдата имели незначительные ранения. В результате налета был сделан первый вывод, что при прикрытии объектов и городов, штаб нужно размещать не в здании, а в поле, оборудуя траншеи и землянки.
Почти весь подготовительный период мы прикрывали от ударов авиации противника железнодорожную станцию Ливны, как стратегически важный объект, где сосредотачивались прибывающие эшелоны с войсками и техникой; а также непосредственно места сосредоточения. Зенитным огнем батарей полка было сбито два вражеских самолета.
Для борьбы с авиацией противника, штабом центрального фронта была привлечена 16 воздушная армия, успевшая перебазироваться под Курск, часть авиации ПВО страны, фронтовая и армейская зенитная артиллерия. Завязалась настоящая борьба за господство в воздухе.
В начале июня 1943 года наш полк был перебазирован в район Мценска, где перед нами была поставлена задача прикрыть сосредотачивающиеся войска от ударов авиации противника.
В июне 1943 года противник начал наносить бомбовые удары в вечернее время по заводам военного значения, находившимся в глубине нашей страны в городах Ярослав, Горький и др. Полеты авиации противника проходили на высоте до трех километров. Эти полеты были тщательно изучены и было выяснено, что они проходят по заданному маршруту, с постоянной высотой, скоростью и интервалом между самолетами. Свою мысль об установке заград огня на маршруте полета авиации противника я изложил командиру полка полковнику Биндюкову. Он сказал, что осуществить это своими силами мы не сможем. К тому же нужно иметь разрешение. В этот день в полк прибыл командир 24 зенитно-артиллерийской дивизии полковник Лярский. Полковник Биндюков доложил ему о нашем разговоре. Он согласился послушать мои соображения по организации и проведении заград огня. После беседы он позвонил в штаб фронта, а переговорив, сказал мне: "А вы уверены, что ваши действия будут успешными? Если да, то можете готовить заграду огня". В этот момент он обратил внимание на мою отросшую бороду и дал команду: "Всему личному составу штаба "химическая тревога". Я продержался в противогазе не более 30 минут, а затем сбросил его. Увидев это, полковник Лярский дал команду "Отбой". И уехал. На следующий день моей бороды уже не стало. Я ее сбрил. Хорошо, что это была учебная тревога, а если бы настоящая?
15 июня 1943 года с наступлением темноты самолеты противника начали пролетать над прикрываемым нами районом. В это время командир полка полковник Биндюков находился в тылах полка. Я, согласовав с начальником штаба полка майором Матвеевым, дал команду "всем батареям открыть заградительный огонь. Расчетные данные в таблице № 3." Увидев, что полк всеми батареями ведет заградительный огонь, командир полка срочно вернулся на КП полка, схватил за грудь первого попавшегося на глаза лейтенанта Маргулиса и начал кричать: "Кто разрешил стрелять?" В этот момент его позвали к телефону. На проводе был командир дивизии полковник Лядский, который сообщил, что батареи полка сбили один самолет противника. Самолет упал в районе КП штаба Брянского фронта. После разговора полковник Биндюков был так обрадован этой вестью, что в порыве обнял меня и расцеловал. А потом сказал: "Я на вас предоставлю материал для награждения".
После этой ночи самолеты противника прекратили летать по данному маршруту. Такой опыт проведения огня может быть использован только при благоприятных условиях, когда маршрут, высота и скорость полета самолетов постоянны, иначе он не даст результатов.
После этой ночи самолеты противника прекратили летать по данному маршруту. Такой опыт проведения огня может быть использован только при благоприятных условиях, когда маршрут, высота и скорость полета самолетов постоянны, иначе он не даст результатов.
Чтобы надежно обеспечить осуществление своих замыслов, советское правительство сосредоточило под Курском огромное количество войск и техники, превосходившее, подготовившиеся к решительному наступлению ударные группировки противника. Гитлеровцы рассчитывали ошеломить советские войска внезапной лавиной артиллерийского огня и новыми мощными танками - "тиграми" и "пантерами". Однако, на рассвете 5 июля сосредоточенные на исходном положении для атаки их войска были сами ошеломлены сокрушительными залпами "катюш", орудий и минометов. Артиллерийская и авиационная контратака войск Центрального и Воронежского фронтов нанесла противнику серьезный урон, сразу нарушив тщательно размеченный график его действий.
Опомнившись, гитлеровские войска 5 июля перешли в наступление. В тот же день войска Западного, Брянского (в составе которого была 24 зенитно-артиллерийская дивизия, а, соответственно, и наш 1045 зенитно-артиллерийский полк) и Центрального фронтов были готовы к наступлению на армейский укрепленный плацдарм гитлеровцев.
Наш полк получил задачу прикрыть войска в наступлении. Наступление началось утром 12 июля 1943 года с районов Мценск, Новосиль в направлении города Орел. Наши войска с боями продвигались вперед, ломая глубоко эшелонированную оборону орловской группировки. Несмотря на большие потери, противник упорно сопротивлялся. Немалые потери были и у нас. Только в нашем полку один орудийный расчет весь погиб, командир 3-й батареи капитан Устинов был тяжело ранен, во 2-й батарее командир взвода убит, одно орудие разбито.
Командир полка полковник Биндюков приказал мне выехать во 3-ю батарею и разобраться на месте. Я выехал на 1,5-тонной машине ГАЗ. При подъезде к переправе мы обнаружили затор, а в конце переправы солдаты вытаскивали застрявшую машину. В этот момент в воздухе появилась группа самолетов противника и начала бомбить переправу. Наша машина была уже на мосту. Переправа от разрывов бомб не пострадала, так как прямых попаданий не было. Когда самолеты улетели я начал искать своего водителя. Я звал его "Андрей,...Андрей...". Он отозвался, появившись из воды. Оказывается от испуга он прыгнул в воду, где и находился до моего прихода. Настил переправы был низкий и я схватил его за волосы и начал вытаскивать из воды. Волосы его были совершенно белые. Сначала я подумал, что они покрыты известковой массой, которая образовалась в воде от разрывов бомб, а потом понял, что они в мгновенье поседели. Это был единственный случай его трусости. В дальнейшем он свой страх переборол, научился держать себя уверенно в любой ситуации. Под артиллерийским огнем и ударами авиации он пробивался к нашим батареям, доставляя им боеприпасы. К концу войны, за проявленный героизм, был награжден орденом Красной Звезды и Отечественной войны.
По прибытию на батарею я разобрался с ситуацией, раненного командира 3-й батареи капитана Устинова отправил в госпиталь и временно принял командование батареей. Затем связался с командиром полка и рекомендовал назначить командиром 3-й батареи старшего лейтенанта Яковлева. Он дал согласие, а мне предложил вернуться в штаб.
В Курско-Орловской операции батареи полка сбили 7 самолетов противника. Но погиб наш любимец лейтенант Кудрин. Всего полк имел потерь: в живой силе 17 человек, 22 человека было отправлено в госпиталь; выведено из строя 3 орудия, 1 ПУАЗО, 2 автотягача и одна грузовая машина ЗИС-5.
5 августа 1943 года Советская Родина салютовала своим доблестным воинам, освободившим города Орел и Белгород. Залпы победоносного салюта озаряли небо Москвы.